Неточные совпадения
Говорила чья-то круглая, мягкая спина
в измятой чесунче, чесунча на спине странно шевелилась, точно под нею бегали мыши,
в спину неловко вставлена лысоватая
голова с толстыми ушами синеватого цвета. Самгин подумал, что
большинство людей и физически тоже безобразно. А простых людей как будто и вовсе не существует. Некоторые притворяются простыми, но,
в сущности, они подобны алгебраическим задачам с тремя — со многими — неизвестными.
В длинной рубахе Вася казался огромным, и хотя мужчины
в большинстве были рослые, — Вася на
голову выше всех.
Впереди толпы шагали, подняв
в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди
в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты
в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты
в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками
в руках, женщины
в пестрых платочках, многие из них крестились и
большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через
головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
Но и
в провинции праздновали натянуто, неохотно, ограничиваясь молебнами, парадами и подчиняясь террору монархических союзов «Русского народа» и «Михаила Архангела», — было хорошо известно, что командующая роль
в этих союзах принадлежит полиции, духовенству и кое-где — городским
головам,
в большинстве — крупным представителям торговой, а не промышленной буржуазии.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал бить кулаками по
голове своей; Самгин видел, что по лицу парня обильно текут слезы, видел, что
большинство толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека
в опорках...
Он считал по
головам, оттого что
большинство людей вытянуло шеи
в сторону Кутузова.
В позах их было явно выраженное напряжение, как будто все нетерпеливо ждали, когда Кутузов кончит говорить.
Уголовные теперь затихли, и
большинство спало. Несмотря на то, что люди
в камерах лежали и на нарах, и под нарами и
в проходах, они все не могли поместиться, и часть их лежала на полу
в коридоре, положив
головы на мешки и укрываясь сырыми халатами.
Подозвали Волгужева.
В отрепанном пиджаке, как
большинство учеников того времени, он подошел к генералгубернатору, который был выше его ростом на две
головы, и взял его за пуговицу мундира, что привело
в ужас все начальство.
В большинстве случаев всходы были неровные, островами и плешинами, точно волосы на
голове у человека, только что перенесшего жестокий тиф.
Таким образом все объясняется. Никому не приходит
в голову назвать Бодрецова лжецом; напротив,
большинство думает:"А ведь и
в самом деле, у нас всегда так; сию минуту верно, через пять минут неверно, а через четверть часа — опять верно". Не может же,
в самом деле, Афанасий Аркадьич каждые пять минут знать истинное положение вещей. Будет с него и того, что он хоть на десять минут сумел заинтересовать общественное мнение и наполнить досуг праздных людей.
При огромном мужском росте у него было сложение здоровое, но чисто женское:
в плечах он узок,
в тазу непомерно широк; ляжки как лошадиные окорока, колени мясистые и круглые; руки сухие и жилистые; шея длинная, но не с кадыком, как у
большинства рослых людей, а лошадиная — с зарезом;
голова с гривой вразмет на все стороны; лицом смугл, с длинным, будто армянским носом и с непомерною верхнею губой, которая тяжело садилась на нижнюю; глаза у Термосесова коричневого цвета, с резкими черными пятнами
в зрачке; взгляд его пристален и смышлен.
На них сестрины и мамины кофты, иной просто окутан шалью, многие обуты
в тяжёлые отцовы сапоги, есть бойцы без шапок —
головы повязаны платками; у
большинства нет ни варежек, ни рукавиц. На горе их ожидает враждебный стан; горожане одеты наряднее, удобней и теплей, они смеются над оборвышами...
В большинстве это были нервные, раздраженные, оскорбленные люди; это были люди с подавленным воображением, невежественные, с бедным, тусклым кругозором, всё с одними и теми же мыслями о серой земле, о серых днях, о черном хлебе, люди, которые хитрили, но, как птицы, прятали за дерево только одну
голову, — которые не умели считать.
И притом не просто
в разрез, а
в такую минуту, когда это
большинство, совершенно довольное собой и полное воспоминаний о недавних торжествах, готово всякого апологиста разорвать на куски и самым веским и убедительным доказательствам противопоставить лишь
голое fin de nonrecevoir? [отказ дать судебному делу законный ход.]
Вечером
в Гамбринусе было так много народа, что
большинству приходилось стоять, кружки с пивом передавались из рук
в руки через
головы, и хотя многие
в этот день ушли, не плативши, Гамбринус торговал, как никогда.
Однажды летом я был на вскрытии девочки, умершей от крупозного воспаления легких.
Большинство товарищей разъехалось на каникулы, присутствовали только ординатор и я. Служитель огромного роста, с черной бородой, вскрыл труп и вынул органы. Умершая лежала с запрокинутою назад
головою, широко зияя окровавленною грудобрюшною полостью; на белом мраморе стола,
в лужах алой крови, темнели внутренности. Прозектор разрезывал на деревянной дощечке правое легкое.
Эти немногие слова были чем-то вроде ушата холодной воды, внезапно пролитого на
головы горячих и самолюбивых спорщиков:
большинство сконфузилось и примолкло, кое-кто пытался защититься и отстоять свое мнение, но Чарыковский, после своей речи не принимавший до этой самой минуты никакого участия
в прениях, стал теперь хотя и косвенно, но очень ловко руководить выборами.
С грохотом то и дело по улицам проезжали телеги, наполненные страшным грузом — почерневшими мертвыми телами. Телеги сопровождались людьми, одетыми
в странную вощеную или смоленую одежду, с такими же остроконечными капюшонами на
головах и
в масках, из-под которых сверкали
в большинстве случаев злобные глаза. Телеги медленно ехали по городу, направляясь к заставам, куда вывозили мертвецов — жертв уже с месяц как наступившего
в Москве сильного мора.
Смертной казнью наказывались: богохульники, еретики, соблазнители к чужой вере, государственные изменники, делатели фальшивых бумаг и монет, убийцы и зажигатели, церковные тати, обыкновенные воры, попавшиеся
в третий раз, и уличные грабители, пойманные во второй раз. Отсечение
головы было уделом
большинства преступников; немногие попадали на виселицу.